seringvar

Я стоял на втором этаже аэропорта и собирался вылететь ближайшим дирижаблем из столицы Московии в Вологду. Меня? как журналиста? одно ордынское издание направила взять интервью у князя Московского Ивана Васильевича Рюрикова. Но? по прибытии в Москву? Рюрикова я не застал, зато наслушался таких гадостей про его правление пока ехал до Москвы в попутных купеческих кибитках... Меня заинтересовал человек, которого знали в орде как руководителя развивающейся страны на обломках великой татаро-монгольской империи.

В Москве, выясняя возможности интервью с Рюриковым, я так же наобщался с великим множеством людей пострадавшим от его крепкого и непримиримого нрава. При этом почти никто прямо не говорил про его правление как про череду кровавых разборок, все рассказывали про его новые стройки, про его успехи в подчинении разных мелких князей, про его походы, а вот за глаза почти все говорили такие ужасы про его кромешников, которые шныряли по Москве и окружным городам с собачьими головами на седлах и уж если попадал человек к ним в руки, то того и гляди найдут его через несколько дней со следами страшных пыток на теле.

Вообще рассказы про исчезновения людей, про ночные набеги кромешников, про окружении какого-нибудь купеческого двора и обстрел его из всего, что может стрелять и зажигать - это были обычные рассказы. И не важно совершал что-либо тот или иной купец или его холопы, не совершал уже не интересовало. Кромешники подбрасывали к обгоревшим трупам купцов пару татарских пик или какой-нибудь давно затупившийся от безделья топор скандинава и объявляли купца предателем со всеми его холопами и домочадцами. Имущество забирали, женщин насиловали, холопов продавали. Конечно это все ни как не отличалось особой свирепость на фоне того, что творилось в орде, но все же производило впечатление своей бестолковостью и не разборчивостью.

Проведя в Москве с добрую неделю и выведав от кремлевских поставщиков продуктов информацию об отсутствии Рюрикова в Москве я бросился выяснять куда он ушел, что бы перехватить сего интересного руководителя соседней страны в дороге и уж точно взять интервью. Мне уже грезились заголовки передовиц с описаниями кровавых побоищ на улицах Москвы и других окрестных городов и сел. Мне уже грезилось восхищение других журналистов по поводу моего тяжелого труда и бурные восторги читателей, которые бы спрашивали у друг друга: "А как ему удалось взять интервью у этого чудовища?".

Еще неделя расспросов и после большой взятки один из писарей, по секрету, сообщил, что Иван Васильевич съехал с большей частью своих кромешников из Москвы и теперь его головорезы творят всякие мерзости в очень набожном городе, известном своими монастырями и богатыми купеческими династиями, на окраины Московии в Вологде. Тут же, собравшись, и заняв деньги у своих соотвечественников под расписку, что им вернут занятые мной деньги по приезду в городе Караван-Сарай, в газете "Новая Орда", я помчался в аэропорт. Местный крестьянин, подвязавшийся свезти меня на своей дребезжащей телеге до аэропорта, всю дорогу молчал и, пугливо забрав у меня татарскую монету, высадил чуть ли не за добрую версту от аэропорта у кромешной заставы.

Кромешники, сидевшие под навесом, погромыхивая мечами, спорили и не обратили на меня ни какого внимания. Небольшой недавно построенный аэропорт был украшен портретами Рюрикова и портретом ордынского Хана, что меня очень удивило. Войдя внутрь аэропорта, я купил билет на ближайший аэростат и стал бродить по новому аэропорту в ожидании регистрации на рейс. На втором этаже аэропорта было наставлено много купеческих лавок, где продавали и еду, и какие-то одежды, украшения, а так же Московские сувениры.

Поднявшись на второй этаж я стал с интересом разглядывать лавки. В вещевых лавках везде я натыкался на льняные рубахи изрисованные либо портретами Рюрикова, либо его изречениями. Типа "Москва - это хорошо" или "Возродим Великую Русь Руриковичей". Там же в изобилии продавалась всякая посуда с портретами Рюрикова. То Иван Васильевич с шлеме и с мечом на фоне кромешников, то в окружении купеческих детей, то жмет руку Хану, то говорит с седыми стариками. Но более всего меня привлекла лавка с сувенирами. Это были разные серебрянные брелочки на цепочках, берестяные кулончики, где везде были портреты Рюрикова или виды Москвы, виды центральных храмов и Кремля. Купив несколько сувениров для своих домочадцев и коллег по журналистскому цеху я оперся на перила балкона, с которого хорошо было видно всех людей входящих и выходящих из здания аэропорта.

На первом этаже кипела жизнь. Людей было не много. Московия - это большое захолустье и сюда мало кто летают, но все я узнавал среди сидящих и бродящих пассажиров своих соотечественников, которые видимо за большие деньги летали в такую глушь. По залу гуляли несколько кромешников с саблями и копьями, видимо они тоже куда-то летели. Вдруг из какой-то боковой двери выскочил человек и заголосил, что надо садится в аэростат.

Я бодро сбежал со второго этаже на первый и первым выскочил на поле аэростатов. Аэростатов, готовых к полету в поле было немного. Всего три стареньких аэростата, на которых в Орде никто уже не летал из-за их не надежности. А тут в Московии эти старенькие аэростаты были на ходу и даже куда-то долетали. Аэростаты покачивались на легком ветру привязанные к деревянным кольям во множестве вбитым в обширное аэростатное поле. Я сразу заприметил тот аэростат, который должен был увезти меня и еще с десяток бедолаг в Вологду. Он стоял ближе всех к аэропорту и длинная веревочная лестница свешивалась из открытой двери гондолы под брюхом аэростата. На боку аэростата огромными буквами было написано "Москва-аэро". Наконец на поле из аэропорта вывалили все участники полета. Это были какие-то две тетки с баулами, один кромешник, у которого на рукаве кожаной куртки было написано "Опричник". Это новое название кромешников, еще не привычное для населения Московии. Так же на поле вышли два моих соотечественника, которые не обращая внимание на окружающих громко ругались по татарски.

Надо отметить, что большая часть жителей Московии говорят по русски, но как только они оказываются в официальном заведении, то тут же переходят на татарский, такое знаете ли наследие прошлого.

Так к же к полету была готова женщина с ребенком, два священника и один улыбчивый старичок. В ожидании приглашения пройти в аэростат я присел на деревянную лавку при входе в аэропорт и достал свои записки, которые я активно вел последние дни. Но скоро меня от моих записок отвлекла беседа двух женщин с баулами. Они обсуждали аэростаты, коррупцию и большие цены в Москве. В их разговор вклинился кромешник и скоро они уже стали обсуждать опричников.
- Вы опричник? - ткнула одна женщина пальцем кромешника в нашивку.
- Да
- А как давно?
- С момента переименования кромешных отрядов в опричные - пошутил кромешник.
Разговор дальше полился своим чередом я заметил, что из женщин одна была татаркой, а другая русской и кромешник был русский, но говорили они только по татарский между собой. И тут вдруг кромешник стал рассказывать про свою семью и про свою встречу с Рюриковым и тут же перешел на русский. Видим моя соотечественника, в отличии от меня, плохо или совсем не понимала по русский, поэтому она быстро замолчала и поняла, что все что говорит кромешник к ней не относится. Она загрустила и стала оглядываться то на меня, то на двух моих соотечественников громко говоривших по татарски.

"Ай-яй-яй! - подумал я - кромешник-то в наглую перешел на русски, что бы отсечь отразговора татарку. Ай-яй-яй - не хорошо".

Тут вдруг из раскрытой двери гондолы высунулась чья то рыжая физиономия и человек громко прокричал, что те кто хочет улететь в Вологду стали бы взбираться по веревочной лестнице. Несколько десятков холопов выбежав из аэропорта, повисли на веревках аэростата. Аэростат покряхтел и тихо приспустился к земле. Залезать стало не так сложно. Я, подождав всех пассажиров, тихонько взобрался в душную и темную гандолу. Дверь за мной захлопнулась и аэростат тихонько дернулась вверх и замер на привязи. В маленькое окошко я увидел медленно бредущих от аэростата холопов, здание аэропорта с портретами Рюрикова, крепкого мужика с топором, который приступил к рубке первых канатов держащих аэростат у земли. Аэростат затрясся всем телом. А рыжий мужик стал объяснять, что сейчас, после того как отрубят последний канат, их понесет в сторону Вологды, что ветер попутный и довольно быстрый, а потому ничего непредвиденного не ожидается и может быть через часов 6 они уже будут в Вологде, если ветер не отнесет аэростат мимо. А если не отнесет, то в Вологде на колокольне одного из монастырей их поймают. А если отнесет, то скорее всего под Вологдой их зацепит каким-нибудь деревом и просто придется пройти пару десятков верст, но это не худший из вариантов.

Аэростат дернулся в последний раз и полетел в небо. Подомной мелькнула река, множество стареньких домиков, вдалеке блеснули купола Московских храмов. Москва как бы прощалась со мной. Рядом заплакал ребенок. Я еще раз глянул на удаляющееся здание московского аэропорта с портретами Рюрикова на фасаде и подумал, что мне очень хочется домой, в родную юрту и ни как не хочется встречаться с этим человеком.