Мячик минюста генпрокуратуре

В России любая критика власти – есть подрыв государственности, потому что наша государственность связана не с населением (теми, кто населяет Россию), не с народом (теми, кто народился в России), а с теми, кто временно стоит у власти и мыслит себя очередными вечными (временными) спасителями страны.

Если вы высказывайте отлично от властного мнения по поводу внешней политики, если вы высказываете отличного от судебного мнения по поводу решения суда – вы ни много не мало лишаете власть в стране и суд в стране устойчивости, потому что власть в России живет не делами, а мнением о ней, потому что суд в России живет не справедливыми решениями, а мнением о нем. Если бы власть делала, а суд творил справедливость, то сколько бы кто не оценивал их деятельность – им бы было все равно ведь дело и справедливость сильнее любого мнения по поводу дела и мнения по поводу справедливости.

Я вижу только одно в заявлении Минюста Росси по поводу Правозащитного Центра «Мемориал». Я вижу брошенный Минюстом Генпрокуратуре мячик и от того примет ли Генпрокуратура этот мячик или не примет зависит очень, очень многое. Помните детскую игру, когда умышленно называют не съедобный предмет и бросают мячик, а поймать можно его только если называют съедобное. Если поймал, то проиграл. Вижу именно это. Мячик летит и все, кто стоит вокруг играющих смотрят, что же сделает Генпрокуратура. Могу утверждать только одно: если прокуратура примет мяч, то у нас в стране сразу одним только этим глупым действием очень недалекого и очень неопытного чиновника минюста, сразу исчезнет и Минюст, и Генеральная Прокуратура. Почему?

Потому что право – это то, что конструируется на долгие годы, если не сказать на вечно. А логическая связка негативная публичная оценка власти и обрушение конституционного строя – это настолько психиатрически параноидная короткая связка, которая не выдержит в правом поле и 5 лет. Которая не просто обрушит право, но создаст правовую черную дыру, в которую может улететь столько политической энергии государства, столько экономических ресурсов, что не просто может исчезнуть сегмент права, а национальное право, как таковое. Почему?

Потому что право не терпит не логичности. Право устроено очень жестко, я бы даже жестоко. Право в своей целостности похоже на подводную лодку – если делаешь дырку, то нужно тут же держать в руке затычку, чтобы не остаться без воздуха, чтобы не остаться в железной коробке один на один со своими мыслями и желаниями, без воздуха. 

Сегодняшняя битва славянофилов и западников

Битва западников и славянофилов, внутри которой мы сегодня находимся, началась не в начале 19 века. Я думаю это раньше, много раньше. Главный посыл к битве в том, что мы вдруг ощутили себя периферией мира, где-то с боку и нас это задела. Вот без этого состояния периферейности и без того, что задело ну никак не обойтись для начала битвы славянства и западничества.

Где-то до 17 века, даже скорее до его окончания, мы были в рамках разных цивилизаций, но как-то это все было далеко не периферийным, не провинциальным. Но никуда не деться нам от того, что мы были провинцией греческого мира, были провинцией огромной татарско-китайской империи. Нам от этой периферийности досталась религия и политическая культура. При этом надо не забывать, что мы сами ковали в этом существовании собственную цивилизацию и она была довольно яркой и самобытной.

В 17 веке нас ждал перелом, один из сильнейших переломов, когда мы реально стали тяготится провинциальностью от ощущения собственной силы рождающейся внутри. Мы, правитель за правителем, брали лучшее у соседей и бежали за соседями в том, что у них получалось лучше. Так делали все, все перенимали выгодную и нужную культуру, культуру которая делала их миры сильнее и больше. Но это не было той самой войной культур, которая нас ждала после 18 века.

Что же случилось на этом рубеже. Все началось, мне так кажется, с признания Петром Великим, нашей провинциальности и необходимостью догнать цивилизацию Европы, которая, по его мнению, рванула вперед в силу разных, в том числе и географических факторов. Т.е. Петр и элиты России стали тяготиться провинциальностью. До этого такая тяжесть не возникала, а вернее не была столь явной.

Вот тут-то все и началось. Восстание против Петра разных элит, указывает на сложение первых посылов славянофильства в русской культурной среде. Петра ненавидят за явное западничество, за явное пренебрежение к своему. Здесь созревает раскол, между, с одной стороны, культурой, ставшей на многие годы западной, это культура дворянской, а потом и разночинной элиты и культурой народной. Она даже на западном языке говорит и тяготиться славянской, чухонской, инородной культурой населения. Русским быть не модно, немцем, британцем, французом – это модно. И этаким путем все это медленно вплывает в поле битвы 19 века, где западники и славянофилы наполняются идеологическим осмыслением.

19 век начинается с писем Чаадаева и резкого ответа Хомякова. Самое интересное, что цензура преследует их обоих все годы их жизни. Читаешь их обоих и натыкаешься то тут, то там на жалобы о цензуре, о запрете. Т.е. элиты, управляющие Россией, стоят над русскостью и нерусскостью, вглядываясь в ужасе как в православно-славянофильское общество, так и в общество либерально-западническое. И те и те дают советы, влияют на власть, бьются за свое влияние на высшие решения в стране. Поражения властей 19 века объясняется происками друг друга. Славянофилы клянут за поражения западное влияние на царя, западники – клянут славянофильское влияние на царя.

Конец 19 века очень замечателен, противостояние становится столь ярким, что насилие становится главным орудием в противостоянии. Властные элиты все более и более теряют свою западность и обретают славянофильскую наполненность. Пиком становится начало 20 века, когда западничество становится главной идеологией России и топит славянофильство и православие в крови. Весь западнический 20 век – это ответ на славянофильский конец 19 века в России. Реванш славянофильства, как не странно начинается в самом конце 20 века. Все это превращается в единый ответ большевикам на их насаждение западной культуры начала 20 века, правда в замороженном мире. Сам запад давно ушел от такой западной культуры и прошел преображение и битву конца 20 века в России можно скорее признать битвой не запада и славянофильства, а запада конца 20 века и запада начала 20 века. Именно на этой битве, где все западно-либеральное (надо не забывать что коммунисты - это тоже своеобразные либералы) побило само себя и стало подниматься новое славянофильское, со всеми ее атрибутами: с сильным креном в религию, с сильным креном в народность, при этом самую низовую народность, с сильным креном в единодержавие. Все это в контексте восстановления и возвращения славянско-православного мира. А либерально-западные элиты, представленные в основном антибольшевитским и глаболистским началом, натыкаются на сильный рост восстановительного славянофильства, понимают, что Россию 21 века, в западнических началах их построить не дают.

Беседовал тут с человеком воцерковленным, который вдруг мне стал сообщать, что в РПЦ гуляют, и широко гуляют мысли о наступлении конца света, ну этим нас не удивишь, это каждый век хоть отбавляй, но главная идея этого конца света – это царь, славянофильский царь. Т.е. современное восстановительное славянофильство ориентировано на сложение даже не той России, которая была в России на протяжении 18 и 19 века, а скорее на какую-то опасную иллюзию, мистическую иллюзию. Сколько я не беседовал с этой воцерковленной личностью, все более и более я натыкался на мистические обоснования и дикую веру, что некоторые обрядовые вещи доделают все. Это обильно сдабривалось заговорщическими конструкциями, высосанными из пальца.

Похоже славянофильство принимает сегодня все более ограниченный характер и это опасно. Разрыв между славянофильством принятым населением со всей наивностью и стремлением к возрождению чего-то чистого и сильного; и необоснованностью славянофильства и ориентированностью на форму и упрощенные формы – толкает новое славянофильство к катастрофе, к разочарованию, которое может оказаться роковым. Таким же роковым, как либерально-западнический идеализм с верой в легкое отторжение населением безответственной любви к диктаторству и легкое принятие над национальных, над этнических, над религиозных идей. 

Родитель и новый учебник

Дочка одного моего знакомого культуролога в школе получила учебник, в котором рассказывается о мировых религиях. В учебнике черным по белому говориться, что есть только три мировых религии: ислам, буддизм и православие. При этом учительница очень авторитетно заявила, что православие и есть христианство как таковое. Маленькие детки сидели, раскрыв рты, и смотрели на умную учительницу.

Мой знакомый, хороший знаток разных религиозных течений и сам даже писавший какой-то там учебник, разъяснил дочке ситуацию так: «Представь себе, что есть три корзины с цветами, с овощами и с яблоками, при этом корзину с яблоками почему-то называют корзиной с фруктами. Мол фрукты – это яблоки, а яблоки – это фрукты. А то что помимо яблок есть еще много, много, много разных других фруктов учитель как не хочет пока замечать».

Культуролог у меня тихо спросил: «А куда авторы этого учебника денут католиков-христиан, которых в мире 1 млрд»? Православных в мире 400 млн, по самым оптимистическим подсчетам. А не по оптимистичным 250 млн. При этом протестантов – 800 млн.

Интересно, картина мира, построенная вот таким способом, долго ли удержится в целости и сохранности или при первом же испытании разрушиться в прах, и мы своим не полным информированием пополним ряды тех, кто покинул православие из чувства разочарования?