О разглядывании текстов
Nov. 10th, 2015 10:21 pmЕсть одна проблема с текстами, которую мы никак не можем принять и все время на нее натыкаемся и удивляемся этому. Проблема того, что текст сам по себе несет лишь малую толику информацию внутри смысла. Любой текст нами понимаем лишь в контексте. В контексте всего на момент написания. Тут и общее культурное состояние, и семантика, и языковая среда, и исторический контекст, и общее состояние данного культурного образования, данного сообщества, данной коммуникации. Насколько люди открыты в данном кругу и насколько закрыты и тут множество факторов. Какой контекст ими охраняем не осмысленно, ситуативно, а какой умышленно охраняем и насколько построение фраз сопротивляется этой умышленности и не умышленности. Т.е. прочесть текст можно и прочесть текст практически нельзя. Это парадокс текста. Надо даже находится в том состоянии духа писавшего, в котором он находился в тот момент. Т.е .прочитанная часть текста – это настолько мизерно, настолько далеко от смысла вложенного в него, что невольно приходишь к выводу, что текст читается не ради понимания текста, а ради разглядывания сквозь текст сегодняшней культуры. Ну ничего другого не остается, ведь ту культуру нам едва ли удастся увидеть в ее полноте, да и хотя бы в малой толике. А разглядывая тексты вдумчивых и глубоких читателей старых текстов, текстов эпохи вдруг понимаешь, что они, в конце концов, вылавливают из текстов лишь то, что им нужно сегодня и сейчас, т.е. они сквозь сплетение старых текстов видят свет сегодняшнего дня, как сквозь ветви кустов. И тут словами не обойдешься, тут смотреть на расстановку слов, на то как пунктуация усиливает или ослабляет что-то в тексте. Исследователи Пушкина указывают, что он писал не в той пунктуации, в которой нам его подают. Найдите факсимиле и сверьте. Он думал по-другому, а мы думаем над его текстами как нам удобно.
Эта мысль мне пришла в голову, когда я услышал песни Цоя и понял, что мы их уже слышим по-другому, мы намеренно разглядываем сегодняшнее в них. Так же и с другими текстами. Толстой, Щедрин, Чехов, Достоевских, Хомяков, Аксаков. Мы не пытаемся разглядеть в них то время, в них их смысл. Честно, я подозреваю, что наши любимые русские мыслители пришли бы в ужас от того, как мы читаем их тексты и что мы над ними мыслим.
Но ведь это совсем рядом, чуть более 100 лет, а что уж говорить об эпохах там за горизонтом. Письма Курбского а Грозному, письма человека сбежавшего от тирана или письма предателя. Мы даже не пытаемся понять, мы просто примериваем эти письма на сегодняшний день и остаемся этим довольны. А что там, что там за Житием Протопопа Аввакума. Описание поездок с семьей или нет, там что-то другое проглядывает… А все равно, вглядываешься и ловишь себя на мысли, что читаешь сегодняшний день.
Мой один знакомый, читающий Египетских старцев, все жалуется, что пытается себя заставить думать о глубинах их духовных постижений, о наиболее сильных фразах в их духовных построениях, а потом вдруг ловит себя на мысли, что думы эти не о чем-то духовном, а о здесь и сейчас.
Эта мысль мне пришла в голову, когда я услышал песни Цоя и понял, что мы их уже слышим по-другому, мы намеренно разглядываем сегодняшнее в них. Так же и с другими текстами. Толстой, Щедрин, Чехов, Достоевских, Хомяков, Аксаков. Мы не пытаемся разглядеть в них то время, в них их смысл. Честно, я подозреваю, что наши любимые русские мыслители пришли бы в ужас от того, как мы читаем их тексты и что мы над ними мыслим.
Но ведь это совсем рядом, чуть более 100 лет, а что уж говорить об эпохах там за горизонтом. Письма Курбского а Грозному, письма человека сбежавшего от тирана или письма предателя. Мы даже не пытаемся понять, мы просто примериваем эти письма на сегодняшний день и остаемся этим довольны. А что там, что там за Житием Протопопа Аввакума. Описание поездок с семьей или нет, там что-то другое проглядывает… А все равно, вглядываешься и ловишь себя на мысли, что читаешь сегодняшний день.
Мой один знакомый, читающий Египетских старцев, все жалуется, что пытается себя заставить думать о глубинах их духовных постижений, о наиболее сильных фразах в их духовных построениях, а потом вдруг ловит себя на мысли, что думы эти не о чем-то духовном, а о здесь и сейчас.