Не важно как политик реагирует на вызовы

Дело не в том как политики реагирует на вызовы современности. В принципе политика — это дело возможного и политик может реагировать только в узких, очень узких рамках возможного. Тут скорее политик вынужден реагировать так, как определяет все что определяет возможное.

Так вот политик, как бы сидит на за шахматной доской, где все его ходы предугаданы и кто-то, более сильный, из глубины мироздания определяет своим шахматным поведением шаги политика. Политик сел в свое кресло именно потому что лучше всех чувствовал возможное и удерживался в рамках возможного при всех поворотах и вызовах.

Вызовы случились и политик обречен. Все! Что теперь? Для меня здесь важно что бы каждый кто принимает политические решения чувствовал ту политическую культуру, которую формируют его решения. Те принципы, которые закладываются на долгие годы и именно поддержание и развитие этих принципов и являются той переменной, на которую способен влиять политик. Охрана или введение принципов — это то возможное, которое определяется, вернее сказать может определяться политиком. Политик здесь не совсем скован, здесь он может и не согнуться в рамках возможных ветров и вызовов.

Игрок с другой стороны шахматной доски обреченный мирозданием, обречен принципами мироздания, принципами равновесности этого мира. А вот принципы политика с этой стороны доски как бы это сказать поточнее — в его руках, в руках самого политика, в его способности заглянуть за горизонт, в его способности понять собственные страхи, в его способности оценить этические и эстетические страхи и предпочтения.

Как же выглядят заложенные и обслуживаемые сегодняшними политикам России принципы управления, принципы управляемости. Я не смогу назвать все принципы, но вытащу только два, которые меня сегодня очень сильно раздражают и заставляют все время думать. Первый принцип — это принцип не предсказуемости, второй принцип - непозрачность.

Не предсказуемость как-то очень рьяно поддерживается и культивируется. Никто не пытается охранять принцип предсказуемости, как политических, так и экономических решений на всех уровнях власти. Поясню. Поведение население должно жить в правилах более менее понятных: нажал кнопку — заработала, нажал другую кнопку — отключилось. Простота и долгота работы этих правил и рождает предсказуемость. Меняете ли вы правила, в связи с этими или иными вызовами, вводите ли вы правила, которых никогда не было в основе них должна лежать простота и длительность. Что бы даже последний дурачек понимал: нажал — работает, не нажал — не работает. И что бы правило работало, даже плохое, как можно дольше, что бы люди успели выработать противоядие против даже плохого правила. У нас с этим плохо, все как-то толчками и рывками, а если появляется новое правило то ни-фига не понятно. Бизнес, сами политики, социальные группы там и сям натыкаются на принцип непредсказуемости и армейское правило «ничего не делай — отменят» стало чуть ли не знаменем. Я понимаю, что все хотят новых правил, которые бы немедленно все изменили, а старые правила надо как можно быстрее забыть и следующие поступают ровно так же.

Игнорирование принципа открытости и создание условий для теневого принципа стало чуть ли не основным трендом. Норма за нормой и всех приучают молчать о реальном положении дел. Сфера официального, сфера публичного, сфера открытого и прозрачного становится все меньше и меньше. И ведь политики сегодняшней России понимаю, что это опасно, и требуют публично открытости, но сами вводят норму за нормой, которые обуславливают непрозрачность как основное условие выживания. Хочешь что бы твое дело выжило — молчи, уйди в тень, солги, прикинься ничего не делающим, спрячь дело, спрячь подальше от взгляда власти и взгляда общества. Займись чем-то отвлеченным, а истинное дело делай тихо в тени очередной благоглупости. Те политики, которые культивируют закрытость, не понимают, что субъектом открытости становишься в обмен на что-то. Нельзя человека заставить стать субъектом открытости. Вообще человека заставить быть субъектом не возможно. Субъект — это реакция на объект и более ничего.

Как политик реагирует на современные ему вызовы не так важно, он реагирует как ему определено, более важно какие принципы формируются. Вам любой шахматист скажет, что стиль игры может оказаться более сильным фактором на шахматной доске, стиль игры может оказаться условием для новых возможностей или условием обязательного тупика. Потому что тупик — это скорее не стена в конце пути, а сужение возможностей, как будто сорвался в пропасть.

Столбы выветривания.

Когда-то горы были большими и крепкими, а потом вода, ветер, время сделали свое дело. При этом и вода и ветер и время были не сиюминутны, они были долгими, очень долгими, катастрофически долгими. Ученые любят говорит в таком случае о геологическом времени.

Всегда когда беру в руки камень, то понимаю, что это кусочек геологического времени и мы перед ним бессильны. Сейчас, здесь что-то произошло, а потом налетает ветер геологического времени и все становится как вот этот камень спрессовано до такого состояния, что это самое «сейчас», наше сегодняшнее «сейчас» вообще не заметно. Ни боли потерь, не радость обретения, спрессовалось так, что я моя боль от «сейчас» осталась на молекулярном уровне.

Вглядываюсь в лица тех кто ушел, вглядываюсь в лица тех кто ушел, и я их никогда не видел, но они стояли у моих истоков, и в лица тех, кого я знал и видел, и общался и теперь их нет и понимаю, что выветривание уже сыграла свою роль, а ведь только очень слабый ветерок времени задул, а уже я с вопросом «Кто это?» и даже тот, кто мне эти фотографии дал пожимает плечами: «Не помню, кто-то из родственников. Не помню. А может быть даже не родственник. Может знакомый». Вот уже то, что вызвало чувство вдруг падает в общий тон мелькающих фотографий, рисунков. И даже взгляд не успевает остановиться: «А не важно». Их зажмет в кристаллической решетке, они станут тем, что сделает это камень плотнее.

Фото Ивана Иванова.

Но дальше не лучше. Вода, ветер, время делают свое дело. То что спрессовалось - раскрошиться. Вода смоет или ветер поднимет пыль и будут стоять столбы выветривания состоящие из самых ярких эмоций и самых ярких воспоминаний. Уже перепутавшихся. И уже мифический Петр 1 становится современником мифического Гельгамеша, а мифический Платон ведет диалог с мифическим Робеспьером. Слои сместились. А ветер рвет их нещадно, крошит дробит и они вот тут лежат едва уловимой пылью, в которой прорастает «мать-и-мачеха». Но самое яркое стоит и держит еще хоть какой-то строй слоев, строй того, что ниже — то раньше, что выше то позже.

Но и им ведь не стоять вечно. Все столбы обрушатся, все до единого и лягут перемешанной временной и эмоциональной массой в основу дна очередного океана, который потом вздыбиться новыми горами эмоций и никто уже даже не вспомнит о тех, кто восхищал нас, потрясал, расстраивал, ужасал, лишал смысла и рождал надежду. И наши переживания и боли будут лежать где-то там в основе мира.

О смысле ошибки

Мы все занимаемся тем, что конструируем воображаемую реальность, конструируем, внедряем, потом опять конструируем и опять поправляем и внедряем. Здесь есть очень маленький и очень важный зазор, который надо учитывать. Есть предел о конструирования воображаемого и реального. Ну например я не хочу что бы мой ребенок ел сладкое, я ему запрещаю есть сладкое, а потом вдруг понимаю, что этот запрет я создал лишь для того, что бы управлять собственным ребенком. И дальше мой запрет превращается в преследование, в слежку и даже в конструирование условий для управляемости.

Мы заполняем собой действительность, и желание заполнить настолько велико, что нам плохо если пространство есть вне нас. Если я пишу текст, его должны читать, если я сочиняю стихи их должны слушать, если я бегу по улице — меня должны видеть. Мы заполняем и заполняемость определяем по обратной связи, немедленной обратной связи. Мы требует от мира подчиняться желанию наших сигналов. Как дети. Заплакал — мама взяла на ручки. Заплакал — мама дала сисю. Это наше воплощение. Сигнал поданный наружу — это наше воплощение и мы ждем подтверждения нашему воплощению. Без этого мир теряет осмысленность. Если только ожидаемый ответ рождает смысл.

А если нет ожидаемого ответа. Включаем защиту. Смех, слезы, гордо поднятая голова. Это гордая голова, этот смех и слезы над пропастью между реальным миром и нашим ожиданием от него. Что бы не сорваться туда. Там ведь ад неуправляемости, там ведь ад безответности, там ведь просто ад. Но этот ад и есть суть и смысл. Когда нам не откликаются, когда нас не слышат, когда наши мифы рушатся и мы лишаемся всего вдруг что-то предстает в голом виде. Но это не реальность — это я могу точно сказать. Это испытание, которое нас пробуждает. Ребенок оторван от груди матери и кричит, он не хочет спать, он рыдает, он входит в другой миф, он привыкает быть без одного мифа, в угоду другому мифу. Но самое главное, что возникает привычка к стрессу, привычка зависать над пропастью, над адом и не лишаться себя, не убивать себя, не стирать себя вместе со сливающимся в разлом мифом. Это создает культуру быть сильным самим по себе, а не цепляться за края мифа. Чувствовать себя в состоянии падения столько же комфортно как и на земле.

Давайте я поясню это на примере боле понятном. Допустим врач или следователь столкнулись с необычным случаем, с необычными симптомами преступления или болезни. Все шло по накатанному, а тут на тебе. Не срастается. Можно вложиться в миф, можно отвергнуть необычность и оставить привычное ради управляемости, ради того, что бы разлом не заметить, как родитель, который сладкое обращает в орудие управления. Что чаще всего и происходит. А можно сорваться, поплакать, по-истерить, по-ржать, по-стебаться, но не отвернуться от ада, принять его, научиться жить с ним и дать ростки, дать эмоциям и мозгу пообвыкнуться в невесомости разлома между вызовом и мифом.

Увы, мой диагноз не утешителен. Мы тут и там натыкаемся на людей просто беспрекословно работающим на миф, людей продающих себя мифу, строящим на мифе все свое благополучие, верящим, что миф и есть реальность, что все будет хорош, что сказка вернется надо только полностью отдаться мифу, надо бросить в топку мифа все самое дорогое, бросить в топку мифа все человеческое, все разумное, все, все, все. Лишь бы он не рухнул, лишь бы получить обратную связь. Что бы вовремя получить смысловую сисю. Перемотать миф юридическими конструкциями, опутать стальными цепями логики и схемами причинно-следственных связей. Посвятить этому жизнь, отдать этому жизнь. Лишь бы в один простой момент, когда почва ушла из под ног первый раз, не схватит своих страхи в кулак и перетерпеть, собраться с силами и мыслями и научиться чему-то новому. Дать себе право на ошибку, дать себе право не услышать что-то в ответ, не получить обратной связи, дать себе право не воплотиться в другом, дать себе право хотя бы в этот момент не самореализоваться и пошатнуться смыслам, что бы просветлеть. Во эта грань, по сути, и есть смысл. Не поверите, но это именно так.

Цивилизованность

Вычитал диссидентский набор начала 19 века, период правления Николая I. Вернее набор за что критикуют власть диссиденты начала 19 века:
1) самовластие, самостоятельное или единоличное принятие решений; 2) отсутствие сколько-нибудь отчетливого права; 3) беззаконие, т.е. принятие разными властями произвольных решений, не опирающихся на закон; 4) угнетение большинства (слабо понимаю, что это, но видимо что-то экономическое, когда меньшинство живет за счет большинства); 5) рабство; 6) несоразмерно большая часть населения в заключении; 7) политические узники на цепях в страшных подвалах; 8) замерзающие до смерти в мороз извозчики, которые вынуждены дожидаться господ на улице; 9) сокрытие числа солдат, гибнущих на маневрах; 10) порка крестьян; 11) продажность судов; 12) продажность чинов.

Портрет Николая I (1806 год)

Почти 200 лет назад власть критиковал почти за тоже самое, что и сейчас. Хотя нет, есть некоторые положительные подвижки: нет рабства, политические узники не на цепях в подвалах, извозчики не мерзнут, крестьян не порют. Похоже все. Прогресс на лицо. Мы стали за 200 более цивилизованными? Скорее дикость ушла, откровенная дикость.