Для понимания сегодняшнего дня

У меня такое ощущение, что умные люди не видят будущее, а всем нутром чувствуют сегодняшний день и эту боль по сегодня умеют сильно изложить. А мы воспринимаем это как заход в будущее.


«В 20 веке есть десятилетия молчания русской мысли. Это — говорящее молчание. Новая мысль у нас не сможет начаться, не вслушавшись прежде в молчание 20 века. Но для людей эпохи информации говорящего молчания нет, о таком известно не больше, чем о перерыве в потоке информации. Как если бы сообщение просто прекратилось на время и включиться снова после устранения помех. С точки зрения философской информации молчание русской мысли, прежде всего в 20 веке, - это лакуна, которую надо заполнить, например издав неизданные тексты русских мыслителей, с одной стороны, и самостоятельно договорив за молчащих то, что они, по-видимому, не успели сказать, с другой. Открывается просто для деловитости: такие-то темы были только намечены, другие остались не подняты, как бы поручены нам. Надо спешить захватывать не занятые области исследования.

А что если это молчание было сообщением? О чем оно тогда говорит? Имеем ли мы право, не расслышав его, словно на пустом месте заговаривать о «предметах»? То молчание явно не было простым перерывом в потоке информации. Собственно, даже никакого перерыва в потоке не было; наблюдалось, наоборот, бурное усиление потока. С загадочной самоуверенностью, шумно утверждало себя вместо философии то, в чем не было мысли. Мысль не присоединилась к этому наводнению жизненной силы. Пути мысли и биологической энергии разошлись, как никогда. Мысль предпочла молчание приспособлению к силе. Мысль не стала обслуживать исторически сложившиеся формы жизни. Жизнь со своей стороны смогла войти в предложенные ей рамки и продолжалась. Мысль не пожелала войти в рамки и умолкла. Жизнь показала чудеса выживания, высшей формы приспособления. В этом аспекте — в успехе выживания — она оказалась качественно выше, чем жизнь в более спокойных частях мира. Мысль в отличие от этого сохранила свою высоту не благодаря трудному приспособлению к новым условиям, а благодаря отказу от приспособления.

Жизнь, приспосабливаясь, остается жизнью. Биологические функции совершенствуются в действии. Приспособляющаяся мысль перестает быть мыслью; она перестает быть также и жизнью. Приспособившееся с самого начала было не мыслью, а расчетом. То что мысль в 20 веке умолкала, не приняв новых форм жизни, означает, что теперь, когда условия жизни изменились, она вовсе неизбежно должна сама собой снова заговорить. Мысль не функция жизни. Не нужно надеяться, будто мысль начнет обслуживать условия жизни, когда они стали хорошими, что она сама собой вернется в таких условиях. Мысль не обязательна для жизни. Надежда что мысль способна вступить в гармонический союз с жизнью в чем-то вроде «жизнемысли», может появиться только тогда, когда забыто, что такое мысль. Мысль хранит себя только своей неприспосабливаемостью к жизни. Больше того, только в таком случае она может стать гарантом жизни. Стратегия мысли крупнее, чем обслуживание даже хороших условий жизни. Стратегия мысли — сохранение смысла жизни. Мысль лучше жизни знает в чем цель жизни. Осел не нуждается в том, чтобы носить на себе тяжести. Причина, цель и смысл его жизни, однако, в этом.

Когда мысль молчала, она продолжала осуществлять свою стратегию. Ее молчание отняло слово у фикции мысли. Псевдофилософия произносила много слов, но ей не удалось сказать своего слова. Молчащая мысль не дала ей слова. Своим молчанием мысль вынесла худший приговор тому, что прилагало огромные силы, чтобы занять ее место. Молчание мысли, когда громко говорят фикции мысли, - залог того, что последнее слово в истории не останется за тем, кто спешит его взять.

Почему можно говорить, что провал фикции философии — победа мысли? Мысль ведь молчала. Подделки были сметены все-таки самой жизнью — это действительно так. Но жизнь приходит всегда уже только занять поле, завоеванное для нее. Когда молчащая мысль не дала подобиям мысли слова, жизнь пришла захватить пространство, освобожденное для нее молчанием мысли.

Это правда, что слово остается за мыслью — должна была бы предостеречь нас от нового активизма. Мы спешим заполнить пробелы, решить проблемы, разработать темы, захватить говорением пространство, отвоеванное молчанием мысли. Мы почему-то надеемся, что на этот раз наши слова соберутся в слово, которое мы заставим сказать саму историю. Вместо суетливой спешки и нервных надежд лучше было бы довольствоваться простым знанием того, что ожидаемое слово будет сказано в конечном счете тоже только мыслью, а не человеческими расчетами. Важно не спешить говорить, а готовиться расслышать, каким будет слово, которое скажет или не скажет мысль. Союз мысли и слова достоин того, чтобы о нем думать».

В.В. Бибихин. «Язык философии».

Мысли по поводу объявления организации защищавшей беженцев в России иностранным агентом

Мы, видимо, в силу своей слабости, когда делаем добро людям, рассчитываем, нет не на благодарность, но хотя бы на понимание и социальное принятие нашей доброй деятельности. Увы, увы, увы, увы, история нам много раз подтвердила, что любое делание добра, в конце концов приводит к распятию того, кто защищал, кто спасал, кто помогал, кто кормил, кто становился слабому опорой, кто усмирял жестокого.

Значит любому, кто собирается делать добро, надо ожидать распятия, спокойно, достойно ждать распятия. Но другого пути для добра нет и не будет. А если вас не распяли по добру, то значит вы и не делали его, а приспосабливались, рассчитывали, хитрили и спасали не других, а искали добра для себя.

Ну нет другого пути у добра.

И ведь сама жизнь указала этот путь многим, толкнула, заставила вдруг заняться решением проблем других людей. Вдруг людям стало плохо и должен был кто-то помочь, кто-то должен был оказаться тем самым единственным помощником и спасителем. Спасителем для бежавщих от войны, спасителем страдающим от пыток, спасителем для невинно осужденых. И нам поверили, за нами пошли и обрели новую жизнь, обрели новый дом, обрели то, что уже было потеряно однажды, обрели себя заново. И к добру потянулись люди, люди стали обретать смысл в добре делаемом нуждающимся.

А потом, ах потом, потом нуждающиеся остались, их становилось все больше и больше, а распятие все ближе и ближе. Единственное что вселяет надежду, что оно не будет таким жестоким, как это было 2000 лет тому назад.

Видимо распятие для тех, кто делает добро не отменить, никогда не отменить. Можно лишь сделать его не столько катастрофическим, не столь безысходным.