10-й день в Минске

9-го сентября весь день продолжали подготовку к прессухе. Потом прессуха. Куча журналистов. Потом шли через Минск. Город широкий, огромные проспекты. Война не пощадила город и старой части Минска нет. Есть только то, что построено пленными немцами. На улице очень много молодежи, но что удивило молодежь любит ходить в военизированной форме. Военные ботинки, хаки. Потом передавал дела. Выбежали за 30 минут до отхода поезда. Макс сопровождал меня и подсказывал куда идти, я плохо ориентируюсь в городе. Добежали хорошо. В одиночестве доехал до Орши. В Орше сел мужик и уже вдвоем мы ехали всю ночь до Москвы.

Первый день дома и ОНК

10 февраля. Москва была заснежена и я даже выйдя из вагона все время дремал на ходу. Поел где-то в вокзальном кафе. Сон ни как не проходил. Только в аэропорту, пройдя все досмотры, я сел на кресло и задремал. Дремал до самого самолета.
Сыктывкар встретил морозами - 20. Добрался домой. И тут же был приглашен на заседание Общественной наблюдательной комиссии. Собрались у Збаражского в офисе. Напротив меня сидел парень в форме МЧС. Я его стал распрашивать кто он и что он. Оказывается он в ОНК вошел от Афганцев. Живет Удоре. Дружит с начальником колонии. Про то, что в колонию можно войти только двоим членам ОНК он ничего не знает, да и мало что знает вообще про деятельность ОНК. Мы долго обсуждали зачем нужна ОНК, поговорили про историю создания ОНК. На заседании присутствовал Мезак. Он тоже делился со всеми своим опытом. В конце концов приняли регламент ОНК и разошлись.

Обгоревшая колония

11 февраля утром была встреча с 7Х7. Говорили о будущем о том, что надо делать. Узнал, что с 7Х7 ушел Олег. Хреново. Это большая потеря. В редакции узнал, что в 25-й колонии пожар. В редакции все смеются - во блин колония, что не день то новость. После обеда поехали в 25 колонию. Мы намечали поездку еще вчера, а тут такое. Поехали. Зашли. Решили сразу идти в Штрафной изолятор. Но не успели зайти как тут же приходит начальник и нас зовет в штаб. Я удивился. Заходим в штаб. Там офицеров - море. В коридоре спецназ и заключенные в коридоре вдоль стен с руками а спиной. Объяснили что мы зашли для работы с заключенными ВИЧ-инфицированными и посетить одну из камер в Штрафном изоляторе.

Быстро поговорили с ВИЧ-инфицированными. Все что надо оформили. Пошли в ШИЗО. Посмотрели по пути на сгоревшую крышу. Убыток значительный, но работники очень рады, что нет ни одного пострадавшего. Крышу восстановим, говорят они.

В изоляторе просим открыть камеры. Маленькая камера на 7 человек. В стене большая кровать на которой могут спать только 3-4 человека, при этом в кровати выворочена доска, так что лежать на ней не возможно. Замеряем. Выясняется, что жилая площадь камеры не соответствует той. что написана на двери камеры. По нашим подсчетам в камере на человека приходится 1,8 кв. метра. Это грубое нарушение норм. В ходе беседы выясняем, что кровать заключенным не опускают, а люди спят на полу. Спать на кровати не возможно из-за выломанной доски.

Заключенные так же жалуются на холод. Замечаю, что трое из четырех заключенных стоят прижавшись к батареи. В чем дело? Греем руки, а то очень холодно. Заключенные показывают нам особое устройства для того, что бы остановить сквозняк. Это такая "колбаска" из тряпок, которой подтыкают дверь. Заключенные жалуются, что охрана периодически эти колбаски снимает и опять начинаются сквозняки.

Мне все понятно. Идем дальше и просим показать еще одну камеру. В этой камере темно. Оказывается в некоторых камерах нет света почти весь день из-за пожара. В камере трое заключенных. Жалуются на холод и сквозняк. Захожу в камеру трогаю батарею. Горячая. Заключенные указывают на окно. Там мол одна рама и тепло уходит туда, а от окна постоянно тянет холодом.

Работники колонии поясняют, что пока в сгоревшем бараке не будет света починить свет в изоляторе не представляется возможным.

Вечером повел ребенка на секцию. Пока ждал говорил с Олегом. Расстраивался, что Олег ушел от редакции. Потом еще куча разговоров была.