![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
Выступление Андрея Бабушкина на СПЧ
Бабушкин обозначил на сегодня следующие наиболее острые тюремные проблемы:
1. Очень маленькая зарплаты заключенным.
2. Не рациональное реагирование ФСИН на рекомендации СПЧ.
3. Досрочное не освобождение умирающих заключенных
4. Плохая работа системы условно-досрочного освобождения.
5. Плохая работа системы помилования, не индивидуальный подход.
6. Плохое взаимодействие тюремной и территориальной медицины.
7. Отдаленность мест наказания от мест проживания родственников.
8. Переизбыток тюремного населения в России.
9. Слабая подготовка сотрудников УИС в плане гуманизма и этики пенитенциарной службы.
10. Не работает рабочая группа по корректировке концепции уголовно-исполнительной системы.
Ну и некоторые другие проблемы озвученные Бабушкиным не относящиеся к тюремной службе.
1. Избыточная жестокость судов.
2. Плохо работает механизм исправления судебных ошибок.
3. Общественные объединения исключены из субъектов надзорного обжалования.
4. МВД сопротивляется работе общественных наблюдателей запрещая им осматривать книги учета задержанных.
5. Необоснованные задержания иностранцев.
6. Плохие условия содержания до выдворения задержанных иностранцев.
"Уважаемый Владимир Владимирович! Уважаемые коллеги!
Одной из главных проблем нашей уголовно-исполнительной системы сегодня является невероятно низкий уровень заработной платы. Так, в знаменитой колонии № 6 города Копейска большинство осуждённых получало на лицевой счёт от 17 до 200 рублей в месяц. Проводимые нами проверки показывают, что таких колоний по-прежнему десятки.
Чтобы исправить ситуацию, Владимир Владимирович, мы предлагаем провести комплексную проверку соответствия заработной платы работающих заключённых требованиям законодательства. Внести изменения в Федеральный закон № 94, предоставив возможность колониям получать государственный муниципальный заказ, минуя процедуру конкурсов. И, наконец, вернуть колонии и СИЗО из организационно-правовой формы федеральных казначейских учреждений, в которые они были переведены два года назад, в форму бюджетных учреждений, которая даёт им большую финансовую самостоятельность.
Мы убеждены, что эти меры позволят обеспечить работой сотни тысяч наших заключённых и подготовить этих людей к нормальной жизни на свободе..."
Второе. Большую обеспокоенность правозащитников вызывает реагирование, подчас допускаемое ФСИН, на некоторые рекомендации Совета. В частности, мы были в Копейске, убедились, что там не было никаких массовых беспорядков, убедились в том, что реакция заключённых была совершенно адекватна создавшейся ситуации, тем большее наше удивление вызывает то, что сейчас в отношении 12 заключённых возбуждены уголовные дела, им предъявляются обвинения в массовых беспорядках. И рекомендации Совета в отношении Копейска на территориальном, областном уровне, к сожалению, проигнорированы.
Третье. Не меньшую нашу тревогу вызывает и ситуация с досрочным освобождением заключённых. На сегодняшний день практически не работает постановление Правительства Российской Федерации № 54 об освобождении по болезни тяжело больных заключённых. С одной стороны, суды сегодня имеют полное право не освобождать умирающего человека, единственный шанс которого выжить – это получить квалифицированную медицинскую помощь на свободе. С другой стороны, в 54‑м постановлении предусмотрена невозможность освобождения тех людей, которые пока что ещё не умирают, но через месяц наверняка тяжесть их состояния приведёт к тому, что спасти на свободе их будет уже невозможно. И мы просим Вас дать поручение Правительству внести изменения в эти постановления, с тем чтобы сотни, а может быть, и тысячи человеческих жизней удалось спасти.
В последние три года существенно ухудшилась ситуация с условно-досрочным освобождением. Типичной стала такая ситуация. Человек отсидел лет семь-восемь, у него наступил срок условно-досрочного освобождения, у него порядка 30 поощрений, он получил пять-шесть новых профессий, администрация колонии поддерживает его освобождение, но суд ему отказывает. Почему? Суд ссылается на то, что когда-то, в самом начале срока отбытия наказания, ещё в СИЗО, у него было два взыскания. И подобного рода проблема, к сожалению, носит сегодня массовый характер.
Мы были бы Вам очень благодарны, если бы Вы смогли довести до руководства Верховного Суда крайнюю обеспокоенность Совета, потому что в этой ситуации исправительное воздействие и те успехи, которые достигает ФСИН во влиянии на личность преступника, оказываются бессмысленными. Фактически человек оказывается лишён возможности заработать себе досрочное освобождение.
Вызывает нашу тревогу и ситуация с институтом помилования. Например, за 2008–2010 годы в нашей стране было помиловано менее 200 человек, то есть в 50 с лишним раз меньше, чем за первое полугодие 2000 года, когда Вы помиловали около 10 тысяч человек. Между тем, по нашему мнению, каждый год возникают тысячи исключительных ситуаций: от тяжелейших заболеваний и семейных трагедий, произошедших за время отбытия наказания, до такой ситуации, которая часто бывает, когда сам потерпевший требует освободить осуждённого. Он не ожидал, он думал, что человеку дадут два года условно, а ему вместо этого влепили пять лет.
Мы полагаем, что следует восстановить комиссию по помилованию при Президенте Российской Федерации, может быть, сделать такую комиссию в рамках нашего Совета по правам человека.
Четвёртой проблемой является проблема тюремной медицины. Там очень много вопросов. Но я хочу, Владимир Владимирович, обратить Ваше внимание на одну-единственную проблему – в декабре прошлого года Правительство России приняло постановление № 1446 о том, как должны взаимодействовать тюремная и территориальная медицина. Я должен Вам с тревогой сообщить, что это постановление до сегодняшнего дня, к сожалению, на местах не работает.
Пятой важной проблемой является отдалённость мест отбытия наказания от места жительства семей осуждённых. Из-за этого ежегодно разрушаются тысячи семей. Тысячи пожилых или тяжело больных родственников, которые не могут в течение, скажем, семилетнего срока хотя бы один раз доехать из Москвы до Красноярского края, преждевременно уходят из жизни.
Мы высоко оцениваем действия ФСИН по введению в практику отбытия наказаний интернет-свиданий, СМС‑писем, однако они не заменяют живого человеческого общения. И мы понимаем, что в большинстве субъектов Федерации сегодня нет достаточного количества колоний того вида режима, который назначен осуждённому судом. Но мы полагаем, что в этой ситуации надо человека направлять в ближайший субъект Федерации, где есть такая возможность. Между прочим, пять лет назад такая норма была в законодательстве, но, к сожалению, была исключена.
Шестая проблема. Это проблема, о которой постоянно говорят правозащитники, – сокращение численности тюремного населения. В условиях финансовых сложностей, очень болезненного сокращения личного состава уголовно-исполнительной системы, по нашему мнению, было бы логично пойти и на сокращение численности заключённых. Однако этого не происходит. По данным международных тюремных организаций, сегодня на 100 тысяч населения наши показатели улучшились. 10 лет назад мы были на втором месте после США, сегодня мы на восьмом месте. Тем не менее наше тюремное население избыточно, оно опережает на 100 тысяч населения тюремное население стран Европы примерно в 6,5 раза.
Я приведу Вам только два примера. Я курирую московские СИЗО. В Бутырском СИЗО 40 процентов всех заключённых под стражу – это лица, обвиняемые в преступлениях небольшой или средней степени тяжести. В четвёртом СИЗО, которое я посещаю еженедельно, около 300 заключённых не имеют спального места. Каждый вечер им выдают раскладушки. Если кому-то надо слезть, извините, за такие подробности, подойти к умывальнику или туалету, то они прыгают через этого лежащего на раскладушке человека. То есть в этих условиях, я думаю, мы не можем содержать людей. Я хочу напомнить, что в Российской Империи в 1913 году на 161 миллион жителей было 150 тысяч заключённых, то есть в пять раз меньше, чем сегодня. И у нашего Совета есть конкретные предложения по изменению этой ситуации. Мы были бы Вам благодарны, если бы Вы дали поручение, соответственно, Минюсту, Генеральной прокуратуре наши предложения изучить.
И здесь, конечно, совершенно прав Сергей Анатольевич, очень большую роль играет необъяснимая жестокость судей. Знаете, правозащитные организации буквально завалены письмами и приговорами. Типичная ситуация: человек молодой, 18-летний, совершил преступление – отнял мобильный телефон. Потом два года был на свободе. Окончил школу, устроился на работу, проявил себя с положительной стороны. Всё, цели наказания в отношении его уже достигнуты. Он приходит в суд, где, надеется, его вразумят уму-разуму, а суд вместо этого даёт ему пять лет лишения свободы и направляет в места лишения свободы. Таких заключённых сегодня у нас в Российской Федерации, к сожалению, десятки тысяч человек.
Мы понимаем, что, конечно, суды у нас независимые. Но я думаю, что нельзя быть независимыми от логики, здравого смысла и человеческого милосердия. И, может быть, здесь лучшему пониманию судов и правозащитников способствовало бы совместное заседание нашего Совета, например, с Президиумом Верховного Суда или с Советом судей. К сожалению, пока что такой готовности со стороны судебной власти мы не видим.
Ещё одна проблема – это проблема, конечно, подготовки сотрудников УИС, потому что культура ГУЛАГа, к сожалению, самовоспроизводится сама по себе. И, может быть, здесь формированию сотрудника, который имел бы иммунитет к нарушению прав человека, способствовало бы изменение программы подготовки, в частности, введение расширенного курса «Основы гуманизма, этики в профессиональной деятельности пенитенциарных сотрудников». Такой проект правозащитными организациями разработан.
Уважаемый Владимир Владимирович!
При встрече с Уполномоченным полгода назад Вы давали распоряжение о создании расширенной рабочей группы по корректировке концепции уголовно-исполнительной системы. Должен Вам доложить, что, к сожалению, до сих пор Ваше распоряжение не выполнено, такая рабочая группа не создана и к участию в своей деятельности не приступила.
Хотелось бы, Владимир Владимирович, буквально несколько секунд посвятить проблеме исправления судебной ошибки. Вы знаете, я столкнулся с совершенно драматической ситуацией. Если сегодня суд допустил ошибку, то механизма исправления судебной ошибки у нас в стране практически не существует. Верховный Суд практически самоустранился от этой деятельности. Как я понимаю, вообще вся судебная реформа последних лет преследовала в основном одну-единственную цель – это максимально разгрузить судей Верховного Суда. Зачем нужен Верховный Суд, который не хочет вникать в судьбы людей, я, честно говоря, не очень хорошо понимаю.
Ослаблению возможности судебного надзора способствовало исключение общественных объединений из числа субъектов надзорного обжалования. До 2002 года мы видели, что явная судебная ошибка, явно невиновный осуждён, мы хоть могли обратиться в Верховный Суд. На сегодняшний день мы такого права лишены. Фактически мы видим, что зачастую не бывает реальной состязательности сторон. Я доведу, Владимир Владимирович, до Вас такую цифру, которую мне называли адвокаты: на 70 процентов адвокатских запросов адвокат либо вообще не получает никакого ответа, либо получает ответ, что ему информацию не предоставят. О какой реальной состязательности можно говорить, когда обе стороны оказываются настолько неравноправны?
И нам представляется, Владимир Владимирович, что, может быть, имело бы смысл специально продумать, каким образом можно принять дополнительный комплекс мер, которые были бы направлены на то, чтобы исправить допущенную судебную ошибку. Тем более Сергей Анатольевич сегодня говорил о новом Кодексе судейской этики. Я хочу обратить Ваше внимание, что если в старом Кодексе 2004 года на судье лежала обязанность уважительно относиться к участникам процесса, то почему-то в 2012 году она исчезла. Как можно уважать судебную власть, которая не уважает свой народ, честно говоря, не очень понятно.
И заканчивая своё выступление, я хотел бы сказать ещё про такую проблему, с которой сталкиваются члены общественных наблюдательных комиссий. Я думаю, что коллеги в выступлениях – в частности, Мария Валерьевна Каннабих – более широко раскроют эту проблему, но на сегодняшний день предпринимаются попытки выхолостить общественный контроль. Это предпринимаются попытки в системе МВД. Мне об этом горько говорить, потому что я сам два созыва входил в состав общественного совета при МВД России. Но сегодня очень часто мы приходим в дежурную часть и не можем проверить ни книги учёта доставленных, ни книги учёта сообщений о происшествиях. А что такое книга учёта доставленных? Понять без неё, кого задерживает полиция: случайных людей или правонарушителей, сколько людей ночует в десятиметровой камере – то ли на самом деле ни одного человека там ночью не держат, то ли по 15 человек набивают, – понять без анализа книги учёта доставленных невозможно.
Я хочу Вам сообщить, что ещё в 2004 году, то есть за четыре года до принятия закона об общественном контроле, когда в порядке эксперимента общественный контроль осуществлялся в Москве, в Московской области, у нас была возможность доступа к этим книгам. Сегодня вдруг нам заявили: эта информация для служебного пользования. Зачем тогда нужен общественный контроль, когда не можем проверить самые простые, самые элементарный вещи? Владимир Владимирович, просим Вас здесь о помощи, потому что, я убеждён, кроме Вас, правозащитникам просто помочь некому.
Ну и самое последнее, о чём я хотел бы сказать, – это, конечно, по ситуации с иностранцами. У нас сильную тревогу вызывают необоснованные задержания иностранцев. Михаил Александрович уже рассказывал совершенно чудовищные ситуации, с которыми мы сталкивались. Опишу одну из них. Два 9-летних парня приехали в Россию 15 лет назад, здесь учились, получили дипломы. Не успели вступить в российское гражданство. Они армяне по национальности, так у них сложилось, что родители проявили халатность. И вот тяжело больной отец умирает от рака, они по очереди дежурят в больнице, чтобы как-то его постараться вытащить с того света, и в это время на выходе из больницы задерживают этих двух ребят, везут в центр содержания иностранных граждан и депортируют в Армению. Армения их принимать не собирается, потому что они к ней никакого отношения сегодня уже не имеют. И вот они на полгода зависли в этом центре содержания иностранных граждан. Более того, Владимир Владимирович, на сегодняшний день нет положения об оказании медицинской помощи этим иностранным гражданам, нет правил внутреннего распорядка этих центров. И то, что сегодня там творится, знаете, ни в одной Бутырке такого, наверное, в последнее десятилетие я не видел. Нет достаточного финансирования этих центров.
Наш Совет обратился в ФМС, чтобы нам направили проект постановления Правительства о правилах внутреннего распорядка этих центров, но, увы, с апреля ничего мы получить не можем. И мы здесь были бы Вам очень благодарны за вмешательство.
В целом, Владимир Владимирович, подводя итог тому, что я хотел сказать, конечно, я сегодня, может быть, нарисовал мрачную картину, особенно касающуюся тюремной системы, тем не менее я убеждён, что общий вектор движения, общая динамика положительная, что сегодня нарушений происходит всё-таки меньше в этих системах, чем происходило вчера. Те сотни и десятки тысяч людей, которые сталкиваются с нарушениями, они, конечно, хотят от нас, чтобы их права были защищены. И конечно, без Вас как гаранта Конституции, я думаю, сделать это нам не удастся.
Спасибо".
Текст и фото взял здесь.
no subject
http://news.mail.ru/inworld/ukraina/global/112/politics/14629742/
Что Вы думаете по поводу свободного пользованния осужденными мобильными телефонами и выхода "пожизненников" на открытые зоны. Именно эти два пункта выглядят сомнительными. Остальное возражений не вызывает.
Спасибо.
no subject
no subject
no subject
no subject
Я считаю, что это нормально. Одна из важных функции в социализации заключенного - это поддержание связи с близкими родственниками, сохранение социальных связей с обществом. Понято, что вопрос стоит и о наличии криминальных связей. Так может быть лучше выявлять и пресекать криминальные связи, а не связь вообще, как таковую без разбора. Все равно в реалии у заключенных телефоны есть и они свободно общаются с волей. Лучше уж связи держать под контролем, чем все запретить, а потом мучаться. Кроме этого запрет на телефон в тюрьме криминализирует самих охранников. Это стало бизнесом - продажа заключенным телефонов охранниками. Они изымают телефоны и тут же продают этим же заключенным. Развращение охранников более опасное явление. Тюрьма превращается в полигон для рождения криминала.
При этом вы же видите в тексте фразу, что телефон - это поощрительная система и изъятие телефона - система наказания. Надо создать как можно больше поощрительных систем и потом этими системами влиять на социальное поведение заключенного.
Что касается "выхода "пожизненников" на открытые зоны" - об этом мне мало что известно. Так что я тут вам едва ли смогу дать разъяснения. Что такое "открытые зоны", что под этим имеет ввиду. Увы, увы, извините.
no subject
"Открытая зона" - это старый термин из колонии особого режима - содержание осужденных в секциях казарменного типа, а не в бараках камерного. Пожизненно осужденные ведь в камерах содержатся, в строгой изоляции. Теперь их планируется выпускать из камер в общую зону после 20 лет отсидки. Нельзя этого делать. В этом вопросе хотел Ваше мнение спросить.
no subject
А что касается пожизнеников, то у меня есть вопрос. А какую смысловую нагрузку несет их запирание в четырех стенах, в строгой изоляции? Если это принцип наказания, то наказание то, что они уже никогда не выйдут к людям, никогда. Это уже страшное мучение. В США пожизненное заключение довольно распространенное наказание. Человеку дают 90 лет тюрьмы. Это пожизненное, всем понятно. Я уж не говорю о 150 годах тюрьмы, или о 200 годах тюрьмы. Так вот там есть внутри пожизненной тюрьмы некоторая движуха, если можно так сказать. Если человек старается, не смотря на свой срок, быть полезен обществу, работает на общество, то ему предоставляют возможность в некоторых других условиях быть, не на свободе, но более менее прилично дожить свои года и приносить пользу обществу, находясь в заключении. Полностью он вину свою не сможет искупить перед обществом, но хоть чем-то облегчит свою участь.
no subject
Насчет пожизненников. Пожизненное лишение свободы вообще не имеет смысла. Это по факту та же смертная казнь. Только длительная, с мучениями. И живут они совсем недолго. Да, бывают судебные ошибки. А сколько невиновных, которых осудили к пожизненному, реально потом оправдали? Не в США, а в бывшем СССР? Есть хоть один?
Какую они пользу могут приносить обществу? Коробки клеить? Рукавицы шить? Давайте будем серьезными. Отправляя их сидеть пожизненно общество уже от них отказывается. Чего уж там.
Думаю, что уже скоро, лет через 20 максимум, зеков вообще не будет. Научатся путем какой-нибудь лоботомии навсегда превращать их в добрых овощей и будут это применять в судебном порядке.
no subject
no subject
Все идет к тому. Та же химическая кастрация вместо наказания. И это только начало. Хорошо это или плохо, не знаю. По своему опыту работы могу абсолютно уверенно сказать, что длительные сроки лишения свободы ни к какому исправлению не ведут. А смертная казнь по крайней мере запугивала. Наблюдал осужденных, которым она была заменена 15 годами по амнистии. Совсем другие люди. Гораздо спокойнее и рассудительнее.
no subject